Сергей Николаевич Слепян – основатель и первый священник Братского храма.

Помимо архитектора Н.Н.Никонова, как увидим далее, самое непосредственное отношение к делу основания Покровской церкви имел упомянутый ранее Сергей Николаевич Слепян. Ему принадлежала идея строительства храма в районе Боровой улицы, он пожертвовал под строительство храма принадлежавший ему земельный участок, его усилиями была собрана большая часть денежных средств для строительства.

С.Н.Слепян – активный член Братства, «один из ревнителей духовного просвещения русского народа». Он окончил коммерческое училище в Минске, работал заграницей, работал служащим (бухгалтером) «Новой   бумагопрядильни» братьев Говард — крупной прядильно-ткацкой фабрики, - расположенной по нечетной сторон Боровой улицы. Он был вольнослушателем Санкт-Петербургской Духовной Академии. Благотворительная деятельность С.Н.Слепяна заключалась в том, что на фабрике в специальном помещении-зале он организует религиозно-нравственные беседы и чтения, которые имели большой успех и посещались многими рабочими и служащими. По воскресным и праздничным дням в зале совершались богослужения, и пел хор рабочих. Заметим, что деятельность С.Н.Слепяна проходила в одном из самых «неблагополучных» районов Петербурга. Это была фабричнаяо-заводская окраина, населенная, в основном, рабочими и служащими близлежащих предприятий. Здесь процветали пороки, поэтому зерна религиозно-нравственного просвещения, посеянные С.Н.Слепяном, здесь были особенно необходимы. Среди его слушателей и активных участников, а также среди людей, поддерживающих его деятельность в этом районе, возникла идея создания здесь церкви, что совпало с желанием братчиков Санкт-Петербургского епархиального Братства иметь свой храм, соответствующий целям Братства.

В дальнейшем Слепян - учредитель Общества трезвости во имя св. мученика Вонифатия при Братской Покровской церкви, образованного 3 марта 1890 года, товарищ председателя Санкт-Петербургского общества трезвости, почетным председателем которого был протоиерей Сергиев Иоанн Ильич.

1898 по 8.03.1904 года он священик приходской Спасо-Бочаринской, Происхождения Честных Древ, Всемилостивейшаго Спаса, Тихвинския Божия Матери церкви на Выборгской стороне (угол Симбирской и Тихвинской улиц, Выборгская часть, 3-й участок), на месте которой ныне – сквер на углу улиц Комсомола и Михайлова, товарищ председателя Общества вспоможения бедным Спасо-Бочаринского прихода.

Отец Сергий был перемещен 8.03.1904 года священником в церковь св. Николая чудотворца при "Особом присутствии (позднее – Комитете) по разбору и призрению нищих" на углу улице Торговой (ныне Союза Печатников) дом 26 и Английского проспекта, Коломенская часть (ныне в здании размещается средняя школа).

«17 февраля 1912 года скончался в храме Божием при совершении Литургии Преждеосвященных Даров во время пения молитвы Господней «Отче наш» пастырь-труженик на ниве Божией о. Сергий Николаевич Слепян, служивший последние годы в Комитете для нищих. Благоговейное служение литургий, частых акафистов с пением любительского хора, привлекало массу молящихся. Народ стремился помолиться с любимым пастырем и услышать из уст его слова назиданий, каковыя он произносил почти за каждым Богослужением.

Желая отрезвить рабочий народ от пристрастия к вину, он устраивает общество трезвости во имя св. муч. Вонифатия, служит водосвятные молебны, совершает с трезвенниками Крестные ходы: в Сергиеву Пустынь, Колпино и на Валаам, а также устраивает почти ежемесячные собрания трезвенников, с чаепитием, собеседованиями с ними о трезвой жизни и пением духовных песнопений. Ласковое участливое отношение ко всем обращающимся к нему за советом и помощью, привлекло к нему громадное количество его духовных детей, которые с глубокою скорбью провожали его на вечного упокоения.

Много потрудился почивший о. Сергий и в обращении из иудейства и инославных в православие. Почивший занимался и литературными трудами. Известны его труды: «О Воскресном дне», «Пьянство – окаянство», «О пьянстве», «О табаке», «Наш Володя» и «Поучение против пьянства». Отец Сергий оставил вдову и семерых детей без всяких средств». (Известия по СПб епархии, 1912, № 8, с.7-8). «Чин отпевания совершал, в сослужении с местным духовенством, преосвященный Вениамин, епископ Гдовский. На руках духовных детей почившего пастыря гроб с телом его был вынесен из церкви и несен до самого кладбища. Поставить гроб на траурную колесницу толпа не допустила. По пути толпа все прибывала, и у кладбища провожавших любимого пастыря собралось около 30 тысяч человек» (Известия по СПб епархии, 1912, № 8, с.10).

Еврей-священник. Отец Сергий Слепян.

Отец Слепян не был какой-нибудь знаменитостью, но представляет любопытный образчик тех хороших людей, которые выдвигались в 80-90-х годах XIX века на скромной работе по улучшению жизни народа.
Слепян был родом – а первоначально и верой – чистокровный еврей из западного края. У него не только была типичная наружность «литвака», но сохранялся всю жизнь еврейский акцент, как-то странно звучавший у священника. Да и в образе жизни он сохранял многие черты хорошего еврея. В молодости своей он эмигрировал в Англию, не по политическим причинам, а просто поехал искать счастья. Там он принял и христианскую веру в какой-то из местных сект, вероятно у пресвитериан. Потом его потянуло на родину, и, вероятно, по английским связям он прибыл в Петербург на довольно незначительное место в Новой бумагопрядильне на Обводном канале. Здесь он скоро принял Православие – может быть, для лучшего сближения с рабочими, может быть, и потому, что был верующим евреем, для которого переход в православие составляет в религиозном отношении очень естественный шаг.

Что касается сближения с рабочими, то у него при этом не было никаких целей политической пропаганды. Он просто любил людей, и по преимуществу рабочих, с которыми сжился в Англии. Но в сравнении с Англией жизнь русских рабочих поражала его своей убогостью и приниженностью – не в смысле материальной бедности, а по отсутствию внутреннего содержания. Работа на фабрике, а потом пьянство – больше ничего и не было, никаких вопросов, никаких интересов: сама семейная жизнь, не освещенная никакой разумной заботой о детях, их развитии, их воспитании, ничего не давало ни уму, ни сердцу.

Слепян, вступая в сношение с рабочими, начал стараться поднять их внутренне, возбудить в них запросы человеческой жизни. Он стал иногда собирать их у себя, устраивать собеседования и чтения на темы нравственные и религиозные, увидел, как живо откликаются на них рабочие, как они сами стремятся осмыслить свою жизнь, увидел скоро, что нужно искать себе помощников.

Это время, то есть конец 80-х годов, было отмечено особенным духовным подъемом студентов Петербургской Духовной академии. Удивительно, как те или иные настроения охватывают страну – во всех слоях, во всех сторонах жизни, словно эпидемически, каким-то невидимым внутренним веянием. Иногда налетает эпидемия революционная, иногда – эпидемия национально-устроительная. В то время всюду пробивались устремления национального и духовного возрождения. В Духовной академии студенты стали неузнаваемы. Еще недавно они и не думали о внутреннем смысле своего существования, не думали даже, по-видимому, о вере, не посещали церкви, и жизнь их проходила между невнимательным слушанием лекций и усердными кутежами. И все это как-то быстро изменилось. Студенты стали горячо толковать о возрождении Церкви, о работе на восстановление патриаршества, начали с увлечением готовиться к своему служению по окончании курса. Академическая церковь наполнилась молящимися студентами, которые усердно помогали при богослужении. Между прочим, у них явилось стремление к проповеди и миссии. Они выступали проповедниками в различных церквах, пытались перенести христиански-просветительное воздействие и в рабочую среду Петербурга. И это не был какой-нибудь скоропреходящий порыв, но настроение, длившееся чуть не десяток лет. Петербургская академия заняла видное место в церковной жизни столицы.

Слепян познакомился со студентами и сошелся с ними. Его деятельность среди рабочих, естественно, возбудила их внимание, и они явились к нему на помощь. Сам же Слепян, в богословском отношении совершенно не подготовленный, решил пополнить этот пробел и поступил вольнослушателем в Духовную академию, ставши таким образом товарищем  студентов, которые помогали ему в его деятельности среди рабочих, как он помогал им в переносе проповеди в рабочую среду.

Местом личной деятельности Слепяна как была, так и осталась Новая бумагопрядильня, где помощь студентов дала ему возможность чрезвычайно расширить чтения для рабочих. Присутствие студентов Духовной академии давало Слепяну также известную защиту от подозрительности духовных властей. Деятельность Слепяна могла казаться странной, слишком не подходящей под «форму»: он, мирянин, вел дело, которое полагается вести священникам. Со стороны мирянина это имело вид чего-то сектантского. И действительно, вся проповедь Слепяна и  его воздействие на рабочих были, по существу своему, священнические. Он возбуждал в рабочих религиозные стремления, призывал их к сознательной и деятельной религиозной жизни, внушал, что вся их жизнь – домашняя, семейная, товарищеская – должна быть соответственна их религиозным верованиям. Недостаточно слушать проповедь или ходить в храм, нужно жить по-христиански и эту христианскую жизнь распространять вокруг себя. Это составляло для рабочих целое откровение. Ничего подобного они раньше не слышали или не размышляли об этом, и, когда Слепян раскрыл им, что вера есть самоё жизнь, рабочие действительно воодушевлялись  и воскресали душой. Они бросали пьянство, начинали внимательно и с любовью относиться к женам и детям, отношения между товарищами становились дружелюбными, грубость и всякие ссоры искоренялись, и в общем вся жизнь этой огромной массы людей совершенно преображалась. Но не только личная деятельность их испытывала влияние живой веры, а также и коллективная. Так, например, у Слепяна и помогавших ему студентов явилась мысль устроить для рабочих общие разговены на Пасху. Само Воскресение Христово рабочие встречали вместе в храме – в обстановке, приличной празднику. Но, расходясь по квартирам, что они там находили? Множество из них жили в тесноте и грязи, часто вместе с людьми, которые и не думали ни о вере, ни о празднике или встречали его пьянством. Совместные разговены, напротив, дали бы возможность христианам и разговеться по-христиански. Эта мысль была осуществлена с величайшим одушевлением.

Слепян выхлопотал у управляющего фабрикой просторное помещение для торжества. Совместными усилиями рабочих и студентов оно было должным образом разукрашено. Собраны были припасы для разговен. В этом случае было сделано гораздо больше, чем могли бы устроить рабочие одними собственными средствами. Слепян и студенты обратились за помощью к знакомым людям общества, сочувствующим их деятельности, и получили множество припасов для пасхального стола. Когда рабочие сошлись из храма на разговены, праздник удался на славу. Обширная убранная зала, хорошо освещенная, со столами, покрытыми пасхальными яствами, тысячная толпа мужчин, женщин и детей, по мере сил разодетых, все радостные, христосуются между собой: по рассказам очевидцев это была картина прямо захватывающая. Старые рабочие, вспоминая, сколько лет они встречали праздник самым неподобающим образом, прямо плакали от умиления и благодарили Бога, давшего им увидеть этот истинно Светлый Праздник.

Точно так же по почину Слепяна рабочие устроили на Новой бумагопрядильне свое общественное богослужение. Разумеется, без Слепяна ничего бы не вышло, но и рабочие со своей стороны много помогли этому.

Управляющий фабрикой охотно уступил помещение под молитвенную залу, род часовни. С того времени как рабочие попали под влияние Слепяна, жизнь фабрики совершенно преобразилась. Исчезли пьянство, буйство, драки, воровство. Все это, понятно, было приятно и выгодно для управляющего, и он старался ничем не препятствовать новому направлению рабочих. Но молитвенную залу, хотя это и была не церковь, нужно было прилично устроить. В работе, конечно, почти все было сделано самими фабричными. Они же сумели откуда-то – от себя, от знакомых – понабрать много образов. Но все-таки по отделке комнаты нужны были значительные средства, и Слепян умел их добыть. У него вполне сохранились еврейские практичность и коммерческая сообразительность. За время деятельности среди рабочих он по всему Петербургу развил много знакомств. Его уважали, ему верили и сочувствовали. Он легко привлек жертвователей, и молитвенный дом Новой бумагопрядильни был готов очень скоро. Это еще более сплотило рабочих в их религиозной жизни, а также выдвинуло вопрос о том, чтобы Слепян принял духовное звание. Приглашение чужих священников на богослужения представляло много неудобств, хотя и приходилось к этому прибегать. Между тем Слепян казался как бы предназначенным в священники. Об этом в духовном ведомстве поговаривали уже давно. Его роль стала слишком крупна для простого мирянина. Рабочие не только любили Слепяна и почитали его, нор он сделался вполне их пастырем. Они обращались к нему по всем своим запросам, душевным или житейским, искали у него помощи по всем своим нуждам. Его мнение, слово являлись непреложным авторитетом. Его считали чуть не святым. Фактически он был пастырем своего духовного стада, и странным казалось, почему же он оставался простым мирянином. «Ряску бы надо, ряску»,  - говорили в духовном ведомстве, и когда Слепян решился принять священство – его посвятили без всяких прекословий.

Итак, он сделался священником. Но у него не было храма, приспособленного к созданному им рабочему приходу, и он еще раньше стал думать об этом и начал приготовления к постройке особой церкви для Новой бумагопрядильни. Строил он ее на широкую ногу и, благодаря своей способности привлекать пожертвования, нашел все необходимые, очень значительные средства. Рабочие ему в этом деятельно помогали. Денег они, конечно, не могли собрать много, но, говорят, оказали очень существенные услуги при постройке. Во всяком случае, они не остались чуждыми предприятию своего священника и могли сказать, что в построенном храме есть добрая капля и их меда.

Вскоре после своего поставления священником Слепян, уже отец Сергий, приезжал в Москву с богомольческой целью – поклониться тамошним святыням, и, без сомнения, приезжал в Троице-Сергиеву лавру. В Москве я и познакомился с ним. Он останавливался в скромных меблированных комнатах «Кремль», в центре города, но дешевых. Отец Слепян производил очень приятное впечатление простотой обращения и отсутствием всякого самомнения. Он много рассказывал о своих действиях среди рабочих, но все заслуги в успехах приписывал им. Их он видимо полюбил и хвалил чистоту их душ, их стремление к жизни верой, их искание святости. Он очень свободно и просто коснулся и их отношения к себе, приписывая их любовь к себе не своим заслугам, а их доброму, благодарному сердцу. «Они, - говорил он, - ценят малейшее доброе дело, которое им оказывают, и платят за него во сто раз большей привязанностью. Какой бы это был прекрасный народ, если бы с ним обращались по-человечески! Их душа проявляется уже в том, что они не любят думать о человеке дурно, а, напротив, склонны идеализировать всякого, у кого заметят хоть что-нибудь доброе. Вот хоть бы и я, - говорил отец Слепян, - ведь знаю себя: поистине – нищ есмь и окаянен... А они готовы мне приписывать чуть не святость». Вообще, видно было, что он любил своих рабочих уж по малой мере так же, как они его.

Отец Слепян был едва ли не первый священник, который устроил в Петербурге коллективное паломничество прихожан. Поблизости от Петербурга не много мест, привлекающих богомольцев. В те времена таким местом был Кронштадт (к отцу Иоанну). Но я не знаю, ездил ли туда отец Слепян со своими рабочими. Слыхал я только Сергиевой пустыни.

В Сергиевой пустыни нет (по крайней мере, тогда не было) никаких особенных святынь, то есть ни мощей, ни чудотворных икон, привлекающих богомольцев в другие места. Но это был в то время монастырь очень благоустроенный, с прекрасно поставленной службой. Об этом заботился сам всесильный тогда Победоносцев, иногда проживавший в Сергиевой пустыни на даче. Туда ходило или, точнее, ездило на богомолье довольно много зажиточных петербуржцев. Но пустынь так близко, что в нее не трудно сходить обыденкой и пешком. Этим и воспользовался отец Слепян.

Вся толпа богомольцев отправлялась из Петербурга чуть свет с таким расчетом, чтобы попасть в пустынь к обедне. Шли они с пением молитв, иногда останавливаясь для краткого отдыха. Кое-кто из попутных деревень присоединялся к ним. По прибытии в пустынь, слушали, конечно, литургию, а потом отдыхали. набираясь сил на обратный путь. Осматривать в пустыни нечего было, но некоторое угощение монахи давали богомольцам. Это угощение состояло из прекрасного черного хлеба, фунта по три на человека. Можно было брать у монахов и соль. А напиться можно было из колодца, очень хорошо устроенного, с металлическими кружками вокруг бассейна. Отдыхать же приходилось просто на траве, так как «странной» при монастыре не было. К позднему вечеру богомольцы могли уже возвратиться к себе  в Петербург.

Отец Слепян священствовал в созданном им приходе довольно долго. Но я потом перестал о нем слышать. Не помню хорошо и того, когда он умер; во всяком случае, он не дожил до революционных времен. Я не знаю также, как рабочие Новой бумагопрядильни относились к революционной пропаганде, которая так энергично велась в Петербурге во второй половине 90-х годов. Полагаю, что отец Слепян, хотя и прибыл из классической страны профессиональных союзов, не обращал внимания на коллективную экономическую деятельность рабочих. Да в те времена ему бы об этом не дали и пикнуть. Тогда ко всякой тени рабочей организации относились подозрительно; стачки и забастовки рассматривались как деяние преступное. Да весьма вероятно, что отец Слепян и не считал воздействие на экономическую жизнь входящим в круг обязанностей его как священника.

Но что осталось в рабочей среде из так усердно взращиваемых им семян нравственно-религиозной жизни? Или все они были расклеваны птицами на дальнейшем пути эволюции рабочего класса и заглохли в кустарниках экономических забот и попечений? Сохранилась ли какая-нибудь память об отце Слепяне в потомстве рабочих, так горячо его любивших? Во всяком случае, в свое время за свою жизнь он воскресил несколько тысяч душ, погрязавших в тине бессмысленного существования, и дал им жизнь светлую и счастливую. Что сделал каждый из них с полученным через отца Слепяна талантом – это уже дело их самих, а не его. Да и жизнь человеческая – явление очень сложное, и не все стороны ее дано решать одному и тому же деятелю.

[Тихомиров Лев Александрович
Тени прошлого. Воспоминания. – М., Издательство журнала «Москва», 2000, сс. 625-630 – 720 с. – (Пути русского имперского сознания).]

С. Н. Слепян (1852-1912)

Израиль Иосифович Слепян родился 28 марта 1852 г. в Минске к семье именитого и богатого купца, имевшего несколько собственных домов, винокуренный и пивоваренный заводы и общественный сад для гуляний. Семейство Слепянов из трёх сыновей и пяти дочерей отличалось строгим исполнением всех религиозных предписаний. Ещё будучи пятилетним ребёнком, Слепян становился в синагоге вместе с певчими. На седьмом году Слепян был отдан в хедер, так что к 13 годам он был уже вполне образованным талмудистом. С 15 до 18 лет Слепян обучался в Минском коммерческом училище, после чего занимался дома языками м музыкой. Однако и в этот период главным предметом его занятий были молитва и чтение еврейских религиозных книг. На 19-м году отец взял его в Петербург с намерением отдать в музыкальное учебное заведение. Однако знакомые правоверные евреи постарались отговорить Слепяна-старшего от этой мысли и рекомендовали ни в коем случае не оставлять сына в столице, поскольку под влиянием русской атеистической интеллигенции ему могло скорее всего угрожать полное равнодушие к религии. Послушавшись этих советов, Иосиф Слепян решил вернуться домой, оставив надежду на светское образование сына.

Однако визит в Петербург оказал всё же своё влияние на Израиля Слепяна. Во время пребывания в столице ему удалось тайно от отца зайти в Исаакиевский собор, которым произвел на него огромное впечатление. Особенное впечатление на него, от природы музыкального, произвело богослужение.

Это посещение заронило в нем критическое отношение к иудаизму. В то же время христианство стало возбуждать в нем сочувствие. В его душе началась борьба двух религиозных воззрений. Одно время ему казалось, что ученые евреи смогут рассеять его сомнения, но на сей раз их доводы показались ему неубедительными. Всё это посеяло в молодом Слепяне глубокий душевный разлад, продолжавшийся до 22-х летнего возраста. Наконец, он тайно выхлопотал себе необходимые документы и под видом мнимой коммерческой сделки тайно уехал в Петербург. Это произошло в 1874 году.

Прибыв в столицу, Слепян тотчас же приступил к делу. Один из архимандритов Александро-Невской Лавры направил его к придворному священнику Никандру Брянцеву, который являлся в Петербурге главным и, быть может, единственным миссионером среди евреев. Он в конце 60-х гг. организовал в столице на средства благотворителей приют для тех евреев, которые пожелали бы принять крещение. О том, каким целям служил этот приют, наглядно рассказывает петербургский журнал «Церковный вестник» (1888, № 8): «Принять крещение еврею в Петербурге почти так же мудрено, как и православному перейти в еврейство. Лишаемый всякой поддержки со стороны родных и своего общества, иудей, желающий принять крещение — будь он торговый человек или учащийся — едва ли может надеяться на помощь со стороны русских до времени совершения таинства. Между тем последнее по закону может совершиться только через 4 месяца после заявления иудея о желании креститься и при том под условием: 1) полного оглашения и затем экзамена; 2) исправности документов; 3) присутствия воспреемников. Между тем едва ли из десяти столичных священников обращаемый найдёт одного, кто согласился бы его огласить, — вследствие чего и случается нередко, что, потолкавшись по их прихожим комнатам, иноверец решительно прекращает свои попытки вступить в церковь. Исправность документов есть по преимуществу мудреное дело для прозелита-иудея, ибо его кагал все усилия употребит, чтобы задержать или затерять часть бумаг и, таким образом, протянуть время голода, отвержения иуныния обращаемого. В крестные отцы к еврею можно найти только купца под условием мирской награды, хотя и в будущем».

Брянцев и создал свой приют с той целью, чтобы дать в нём жилье и временный источник пропитания для тех евреев, кто не имел в столице никаких связей и оказался бы без всякой материальной помощи, пожелав перейти в христианство. Поскольку в петербургском обществе царило крайне скептическое отношение ко крещённым евреям, Брянцеву приходилось тратить множество усилий в своём миссионерском деле, с трудом добиваясь каких-либо уступок. Брянцева очень возмущало такое отношение к его подопечным. Он писал по этому поводу, что «до настоящего времени негуманное отношение православных и крещенным евреям, а ещё более к желающим принять св. крещение, сказывается очень и очень часто» («Странник», 1870, т. 4, стр. 54). Он говорил, что ему нередко приходилось слышать от людей, к которым он обращался за участием в пользу неофита, пословицу: «Жид крещённый, что вор прощённый, обоим камень на шею да в воду». По словам Брянцева некоторые евреи, встречая подобный приём либо вовсе оставляли желание креститься, либо вступали в другие христианские исповедания, которые давали крещенным евреям точно такие же юридические права, что и православие.

Брянцев, к которому и обратился Слепян, принял его радушно. 18 августа 1874 г. Слепян был крещён в церкви брянцевского приюта с именем Сергея Николаевича. Его воспреемниками были почётный гражданин Груздев и генеральша Рева. После этого для Слепяна началась самая трудная пора: отставши от родных, не имея знакомых в новом кругу и лишённый средств, он очутился лицом к лицу с безысходной нуждой. К тому же он опасался поисков со стороны родителей, что доставляло ему большие душевные страдания.

Но  отец всё же  отыскал  сына  в  столице.  Их встреча  была крайне тяжёлой. Отец плакал, грозил сыну, делал ему заманчивые предложения,  но несмотря на  всё это Слепян-сын наотрез  отказался  вернуться  в иудаизм. Подавленный,  отец уехал  ни   с  чем. Тем  временем   бедствия   Слепяна   не  прекращались:   все   его вещи были проданы и заложены, а работы всё не было. Наконец, он получил место кассира  товарной   станции   железной   дороги. Прослужив здесь несколько месяцев, Слепян на скопленные деньги уехал за границу. Первое время он остановился в Кенигсберге, где   некоторое  время   давал   уроки   музыки,   а   затем   переехал   в Лондон.  Там   после  долгих   скитаний   ему   удалось поступить   на резиновую мануфактуру Сильверстон. В свободное от работы время Слепян стал посещать миссионерские собрания, имевшие целью обращение евреев,  и одно время намеревался ехать для этого в Западную  Россию.  В Лондоне  Слепян  и  женился  на  шотландке Евгении Колли. Пробыв в Англии около 4 лет, Слепян стал думать о возвращении в Россию. Имея постоянную переписку с Брянцевым, посоветовавшись с ним, Слепян в 1879 г. вернулся в Петербург,   где  устроился   работать  в магазин прорезиненной одежды купца Собейникова, одновременно поступив вольнослушателем Духовной Академии. Вскоре, в 1882 г. магазин Собейникова сгорел, и  Слепян  устроился   старшим  конторщиком   на   «Новую   бумагопрядильню» братьев Говард — крупную прядильно-ткацкую фабрику, в советское время носившее имя революционера Анисимова.

Тем временем дела Брянцева стали приходить в упадок. Постепенно он лишился поддержки сверху. В 1884 г. он ушёл в отставку в возрасте 60 лет. Приют его лишился специальной миссионерской направленности для евреев. В феврале 1888 г. Брянцев скончался.

— Горе теснит мою грудь, — сказал у могилы покойного Слепян, — и я не умею выразить словами те чувства благоговения и любви, которыми переполнены сердца его духовных детей. («Церковный вестник», 1888, № 8).

Район Петербурга, в котором находилась «Новая бумагопрядильня», изобиловал фабриками и заводами, и поэтому был населен рабочими, среди которых было распространено безверие и разврат. Наблюдая нравственный упадок среди рабочих своей фабрики, Слепян, познакомившись с некоторыми наиболее степенными рабочими, постарался повлиять на них так, чтобы они оставили поступки, несовместимые с христианской верой. Он приглашал к себе знакомых рабочих, приводил им примеры христианской жизни, объяснял Священное Писание, читал святоотеческие поучения. Вскоре беседы Слепяна приобрели такую популярность, что он стал проводить их и в будние дни, причём состав слушателей непрерывно пополнялся, и через небольшое время квартира Слепяна стала тесна для всех желающих. Тогда общими силами сняли отдельную квартиру специально для бесед: в ней помещалось до 300 человек. Собрания стали проводить три раза в неделю.

Через год и это помещение стало тесным, так как слушатели всё прибывали. Было снято новое помещение, вмещавшее уже 600 человек. Слава бесед Слепяна росла. Редкая и даже исключительная по тем временам инициатива Слепяна была замечена, и вскоре к его проповеднической деятельности примкнули преподаватели и студенты столичной духовной академии. Важно отметить, что в их числе были многие впоследствии крупнейшие деятели Русской Церкви, в т. ч.: епископ Выборгский, впоследствии митр. Антоний (Вадковский), архимандрит и также впоследствии митр. Антоний (Храповицкий), иеромонах и впоследствии митр. Новгородский Арсений (Стадницкий), иеромонах и впоследствии патр. Московский Тихон, священник и впоследствии настоятель Казанского Собора Ф. Орнатский и др. Среди студентов был и будущий патр. Сергий (Страгородский). Таким образом, среди участников бесед Слепяна было два будущих патриарха и оба претендента на патриарший престол в 1918 г.: митр. Антоний  (Храповицкий) и митр. Арсений.

Проповедничество среди рабочих, среди студентов-старшекурсников академии приобрело такую популярность, что даже получило своё прозвище: «У Слепяна». Впоследствии чтения у Слепяна стали проводиться от имени вновь созданного общества религиозно-нравственного просвещения, и роль Слепяна, как их зачинателя стала постепенно забываться. Но даже 10 лет спустя, когда отмечался десятилетний юбилей проповеднической деятельности студентов, петербургский епархиальный орган подчёркивал, что успех этой деятельности зависел от сближения студентов со Слепяном, «ревность которого не знала границ» (СП. В., 1897, № 48).

Тем временем рабочие «Новой бумагопрядильни» стали собирать средства на постройку собственного храма против фабрики. Это начинание решились финансировать некоторые богатые люди, к т. ч. сами хозяева — Говарды. Комитет по постройке храма возглавил будущий об.-прокурор Синода В. Саблер. Храм вскоре был построен и освящен под названием Покровского. Он не был приходским, будучи предназначен для нового общества в честь Покрова Богоматери, а впоследствии вошёл в состав о-ва религиозно-нравственного просвещения.

В марте 1891 г. Слепян был приглашён к архиеп. Петербургскому Палладию (Раеву), который предложил ему, уже окончившему Духовную академию в качестве вольнослушателя, стать священником. 24 марта Слепяна рукополагают. Отныне он становится отцом Сергием.

Став священником на 39 году жизни, он прежде всего старается устроить богослужение так, чтобы оно никого не оставляло равнодушным. Это отнюдь не тривиальное стремление существенно расходилось с привычной практикой приходской жизни. Прежде всего он обратил внимание на свои жесты во время службы, считая каждое движение священнослужителя важным элементом священнодействия. Он вводит частое, два раза в неделю, исполнение акафистов, читает яркие проповеди, использует любительский хор и добивается всем этим большого успеха среди верующих.
Священник Тихомиров говорил, что благоговейное служение литургий, частых акафистов с пением любительского хора привлекало в его церковь массу молящихся. Особой популярностью пользовались его почти ежедневные проповеди. Он также был прекрасным исповедником, что в свою очередь привлекало к нему множество духовных детей.

По-прежнему одной из главных сторон его деятельности оставалась христианская миссия среди рабочих. Такого рода деятельность была тогда крайне редким явлением, несмотря на то, что ещё в 70-80-х годах Иоанн Кронштадтский практиковал широкую помощь рабочим и бедным в своём городе. По-видимому, Слепян во многом руководился его примером, когда приступил к организации общества трезвости им. св. Вонифатия. Хотя официально это общество было предназначено только для борьбы за трезвость, оно на самом деле носило характер братства, где пьянству был противопоставлен дух древнехристианских общин. Он устраивал ежемесячные собрания рабочих за обеденным столом, беседовал с ними о жизни, совершал многолюдные крестные ходы к петербургским святыням: Сергиевой пустыни, Валааму и т. п.

В январе 1893 г. в братстве насчитывалось 400 человек. Оно находилось на виду, и его часто посещали различные именитые гости.

Однако, наиболее сокровенным делом Слепяна стала его миссионерская деятельность среди евреев. Сразу после своего рукоположения Слепян добивается того, что его церковь становится центром крещения иноверцев и, таким образом, он превращается в наследника Брянцева. Позднее в октябре 1892 г. он организует благотворительное общество ревнителей веры и милосердия, целью которого являлось оказывать духовную помощь новообращённым, в особенности евреям, как в части подыскания воспреемников, так и в части устройства жизни после крещения.

На этом поприще и проявлялось основное рвение Слепяна. К январю 1893 г. он крестил 108 евреев, а к 1894 г. эта цифра уже превысил 300 человек. В апреле 1893 г. корреспондент популярного «Петербургского листка» сообщал, что в организуемых Слепяном «крестных ходах и паломничествах можно видеть много юных христиан, вчера ещё бывших магометанами, евреями, а сегодня с благоговением несущих св. иконы. В числе говевших нынешним великим постом в братском храме было очень много прозелитов». В этом журналист усматривал признак искренности крещенных Слепяном евреев, поскольку в говении не могло быть никакой корысти.

Однако, над Слепяном начали сгущаться тучи. Когда был создан  Покровский  храм,  многие  прихожане   соседней  приходской церкви перешли к Слепяну, что уже тогда послужило причиной жалобы её причта епархиальному начальству. Однако, тогда этой жалобе не было дано хода. Затем второй священник Покровского храма Беляев, сам желавший стать настоятелем, принялся сочинять на Слепяна доносы.

На них также не обращали одно время внимания, но внезапно им дан был ход, и неожиданно, ко всеобщему удивлению Слепян был переведён из Покровского храма в Спасо-Бочаринскую приходскую церковь на Выборгской стороне под надзор настоятеля и без права произносить проповеди. Основанием для этого наказания была выставлена слишком тесная связь с рабочими, т. е. то, что напротив надо было считать заслугой и что ещё недавно считалось главной целью проповеднической деятельности студентов Духовной Академии.
Однако, целый ряд соображений показывает, что это был лишь внешний предлог для устранения Слепяна. Дело в том, что почти одновременно была прекращена православная миссия и в других местах России, и, в частности, в Вильне. Но самым красноречивым фактом является статистика крещения евреев за эти годы. Дело в том, что крещение евреев к 1893 г. достигло небывалых доселе размеров (см. И. Преображенский, «Отечественная церковь. Статистические данные от 1840 до 1891 г.», СПб, 1897, а также ежегодные отчёты Синода с 1892 г.).

Непрерывно возрастая примерно с 1883 г., численность евреев, ежегодно принимавших православие, не считая других христианских исповеданий, достигла в России 1420 человек, в то время как в 1883 г. она составляла 461, в 1886 г. — 700, в 1891 г. — 1178, а в 1892 — 1393 человека. В разных местах России в 1892-93 гг. обнаружились деятельные миссионеры из евреев. В Петербурге был Слепян, в Вильне — Дрейзин. В Одессе анонимный автор М. С. опубликовал серию статей в местной печати (см. «К братьям», Одесса, 1893), посвящённых крещению евреев. В мае 1893 г. приват-доцент Киевского университета А. Грен обратился в Синод с предложением («Церковный вестник», 1893, № 49) открыть отделение при Киевской Духовной Академии для подготовки миссионеров среди евреев.

Всё это было встречено с явным неудовольствием в правящих кругах, опасавшихся, что в один прекрасный день они смогут очутиться рядом с великим множеством евреев, приобретших гражданские права и которых не удастся ассимилировать, причём в этом случае исчезнет такой удобный повод для дискриминации, как правовые ограничения по вероисповедным причинам. Короче говоря, возможность вхождения евреев как национальности в церковь была явно неприемлемой для правительства.

В связи с этим были приняты ограничительные меры, целью которых было снижение до минимума числа крещений евреев для которых также была введена некая негласная процентная норма. Внешне это выразилось в резком ужесточении и без того жёсткой регламентации принятия евреев в православие. Одной из таких мер было запрещение крестить евреев не на месте своего жительства, что для многих являлось абсолютным затруднением, поскольку на месте жительства такие евреи встречали сильное сопротивление со стороны родных и близких.

Результаты не замедлили сказаться. В 1894 г. число евреев, принявших православие, сократилось до 1254 человек, в 1895 г. - до 1102, в 1896 г. эта цифра составила 901 и постепенно понижаясь, снизилась к 1907 г. до 579. Особенно резкое снижение числа крещений наблюдалось в Петербурге, где дело миссии находилось ранее в руках Слепяна. Здесь вместо 116 человек в 1893 г. эта цифра снизилась к 1895 г. до 50.

В связи со всем этим удаление Слепяна и следует рассматривать как проявление новых ограничений в части крещения евреев. Одновременно, как уже говорилось, была свёрнута Виленская миссия. В то же самое время было отклонено предложение Грена, которое разбирала особая комиссия Синода («Киевлянин», 1893 г., № 351).

Инициатива удаления Слепяна вряд ли могла принадлежать Синоду, поскольку известно, что как сам об.-прокурор Синода Победоносцев, так и его заместитель Саблер, были почитателями Слепяна. Более того, среди близких друзей Слепяна были: духовник царской семьи И. Янышев, протопресвитер военного духовенства С. Голубев, настоятель Казанского Собора Ф. Орнатский, еп. Вениамин (Казанский) и др. влиятельные духовные лица. Внезапное изменение отношения к Слепяну могло, по-видимому, объясняться только непосредственным вмешательством правительства.

Однако, благодаря переводу Слепяна на Выборгскую сторону причт соседней с Покровским храмом церкви ничего не выиграл. Все прихожане Слепяна, не взирая на дальнее расстояние, последовали за Слепяном в его новую церковь. Настоятель этой церкви естественно был доволен таким наплывом людей, и его надзор превратился в покровительство. Первоначальный запрет на чтение проповедей был снят, по-видимому, года через два. Во всяком случае, уже в 1896 г. Слепяну поручалось чтение проповедей и вне своей церкви, в обществе религиозно-нравственного просвещения. Так, судя по епархиальной печати, им были прочтены проповеди: «О слове Божьем», «Пребывание благодати Божией в церкви Христовой», а также об Иоанне Лествичнике и о христианском перенесении скорбей. Ему также поручались иногда проповеди и в Андреевском соборе.

Что касается миссии среди евреев, Слепян стал совершать её на свой страх и риск, рассылая Евангелие и брошюры на христианские темы по еврейским окраинам, а во время отпусков сам выезжал туда для бесед с евреями. В то же время враждебность русского общества ко крещённым евреям ещё более усилилась. Об этом имеются два красноречивые свидетельства: одно из них принадлежит крещённому еврею Н. Зюсмену, а другое священнику А. Синайскому.

Зюсмен возмущался по поводу того, что затрачиваются крупные средства на миссионерские общества для крещения полудиких людей, в то время как совершенно отказываются вести миссионерскую работу среди евреев. «Евреи лишены у нас человеческих прав», — писал Зюсмен (По «Духовный вестник», 1900, № 43). — Казалось бы, если евреи нам нелюбы за свою веру, то мы должны бы хотеть, чтобы они возродились и переродились, присоединившись к общегосударственной вере». Но и этого нет в русском обществе, — говорит Зюсмен. — Оно в этом отношении «объято какою-то египетской тьмой».

В ответ на это анонимный автор в «Церковном вестнике» (1900, № 46) утверждал, что «евреи при всеобщей грамотности среди них, если захотят, сами могут доискаться истины, которая едина; если же не хотят, то метать пред ними бисер, когда миллионы невежд ищут света среди глубокой тьмы, было бы роскошью при сравнительно малом ещё числе делателей на ниве Господней».

В 1902 г. А. Синайский показал, сколь трагическим является положение крещённых евреев («Церковный вестник», 1902, № 29). «Неудивительно встретить, — писал он, — евреев-обращенцев, которые, оторвавшись от своей семьи, знакомых и родного края и не освоившись с условиями и лицами нового местожительства, испытывают непрерывные и непосильные затруднения, лишения и нужду; только природная изворотливость и уменье приспособиться к житейским обстоятельствам помогают многим из них не падать духом в борьбе за существование; но не мало их и погибает; не только в душе, но и на деле они отрицаются от христианства, искусно избегая кары преследования и кары закона». И это в то время, как люди состоятельные, с образованием устраивались в новой обстановке легко и удачно, но таких счастливцев, как говорит Синайский, было мало.

В 1900 г. Слепяну было дано почётное поручение сопровождать прибывшего в Россию настоятеля Кентерберийского Собора А. Риива. По-видимому, это было связано со знанием Слепяном английского языка, а возможно и с какими-то личными связями. Риив вместе со Слепяном посетил Александро-Невскую Лавру и Духовную Академию, а также Троице-Сергиеву пустынь.

После некоторого промежутка времени был снят запрет и с социальной деятельности Слепяна, который и на Выборгской стороне принялся организовывать сады и ясли для детей работающих женщин. В этих учреждениях детей кормили, одевали и учили. Для детей устраивались праздничные угощения, готовились подарки, справлялись рождественские ёлки. По-прежнему Слепян стал устраивать крестные ходы. Однако, теперь эта деятельность в печати уже не комментировалась.

Тем временем популярность Слепяна среди народа продолжала возрастать, причём приняла такие формы, что его стали ставить наряду с прославленным Иоанном Кронштадтским. В 1902 г. производилось дознание по делу крестьянина Пономарёва из Галичского уезда Костромской губернии, обвинённого в неповиновении духовным властям. Это дознание проводил еп. Костромской Виссарион (Нечаев). По его сообщению Пономарёв «только двух священнослужителей признаёт достойным того, чтобы им повиноваться. Это о. Иоанн Сергиев Кронштатдский и о. Сергий Слепян». (А. Ростовский, Церковные ведомости, 1910, № 25). Пономарёв рассказывал, что будучи в церкви, где служил Слепян, он слышал его проповедь о том, что древние христиане имели великую любовь ко кресту, который они ставили на верху домов своих, на улицах, на перекрестках. Дети тогда ходили по улицам и пели псалмы, а родители выходили и слушали пение своих детей. Это дало повод Пономарёву поставить крест на своём доме.

Этот случай явственно показывает, какой огромной популярностью пользовался Слепян в простом народе, если он, как и Иоанн Кронштадтский,  привлекал к себе внимание паломников со всей России.

Однако в отличие от Иоанна Кронштатдского деятельность Слепяна публично не комментировалась и ничем не вознаграждалась. Поклонники Слепяна переживали за него. Одна из жалоб проникла в столичную печать. Описывая крестный ход со Слепяном в Сергиеву пустынь, его почитатель спрашивал: «Неизвестно только, по чьему желанию батюшка перевёлся на Выборгскую! Это крайне печально, ибо бывшие бедные его прихожане должны проходить туда несколько вёрст, чтобы прослушать литургию и проповедь своего любимого батюшки».

В марте 1904 г. Слепян по собственному желанию был переведен настоятелем в церковь Николаевского комитета для разбора и призрения нищих. Это была очень бедная домовая церковь, как видно из её названия, но, по-видимому, Слепяна привлекало здесь независимое положение, тем более, что за ним повсюду следовали его духовные дети.

Вскоре ему удалось основать новое учреждение — «Сергиевское общество трудовой помощи бедным труженикам Петербурга», бессменным председателем которого он был до своей смерти. В адрес этого общества поступило много пожертвований. На открытии его в мае 1904 г. в Тенишевском училище Слепян выступил с речью. Речь эта до некоторой степени проливает свет на опасения, которые испытывали власти в связи с его деятельностью среди рабочих. В этой речи Слепян не просто призывает к христианской благотворительности. Его слова служат обвинением богатому Петербургу с его социальными контрастами.

«Глубокая грусть проникает в душу, — говорил Слепян, — когда на отпевании младенцев представляются причту докторские свидетельства, что смерть ребёнка последовала от недостатка питания, от полного истощения. И это в нашем столичном городе, который претендует на великое название города просвещённого, в высшей степени культурного, где существуют роскошно обставленные рестораны с годовыми оборотами на миллионы рублей, где завтраки и ужины оплачиваются сотнями».

Однако Слепян не выступал в роли социального демагога, на которую скатился священник А. Гапон, явившийся косвенным виновником Кровавого Воскресенья — 9 января 1905 г., возглавив рабочую манифестацию к Зимнему Дворцу.

После революции 1905 г. в России резко усилился антисемитизм, ставший ещё более откровенно принимать расовые формы.

Это вызвало резкое усиление вражды ко крещённым евреям. Уже незадолго до этого вражда эта стала приобретать теоретические формы. Так С. Шарапов писал об этом прямо ещё в 1901 г. «Еврей, принявший христианство, только с внешней стороны становится нашим. Увы! Вся его сущность, выражающаяся не в воззрениях и верованиях, а в расовых свойствах, остаётся неприкосновенной. Если он сделал это искренно (в 1/100 части случаев), то мы получаем фанатика-христианина, часто лишь компрометирующего нашу широкую и терпимую веру. Если он сделал это ради права на жительство, мы обогащаемся лишним ренегатом. Разве ж мы не знаем, что такое в большинстве своём эти перекрещенцы» («Мирные речи», стр. 141-142).

В 1907 г. в Москве на средства монархистов открывается школа имени одного из родоначальников черносотенства Грингмута. Организаторами её было заявлено, что в ней «дети евреев, даже и крещённых, ни в коем случае не принимаются» («Церковные ведомости», 1907, № 46).

В феврале 1911 г. совет объединённых дворян заявил, что он считает необходимым не допускать евреев, хотя бы и крещенных, ни на какую деятельность (законодательную, педагогическую и т. д.) («Колокол», 1911, 11 февраля).

Антисемитская кампания черносотенцев в конце концов коснулась и Слепяна. 7 мая 1908 г. черносотенная газета «Русское знамя» поместила статью С. Глебова, который негодовал по поводу того, что «какие-то Шрульки и Цадики» могут молиться. «Не кощунство ли это? — писал автор. — Ну, кому евреи могут молиться, если они еретики? Не лучше всего воспретить им это моление перед истуканом?»

Даже крайне правый «Колокол» не смог удержаться от укоризны в адрес «Русского знамени» за эту статью. 13 мая Н. Б-цкий позволил себе укорить Глебова в невежестве и отметить, что статья его написана не по разуму. По его словам статья Глебова «обнажила такую темноту «Русского знамени» по части разумения веры Христовой и такую неопрятность обращения с религиозными истинами, что нам хотелось бы молить кормчих истинно-русской газеты поосторожнее касаться незнакомых ей вопросов».

В ответ на статью «Колокола» «Русское знамя» 2 июня разразилось грубой бранью. В статье «Удивительные люди эти богословы!» некто под псевдонимом «Русский» заявил, что «думы» богословов из «Колокола» являются жидовскими. «Да и впрямь-то в числе богословов «Колокола» нет ли жидов? — спрашивал он. — Ведь это совершенно по современному. У нас теперь даже есть архиереи из евреев, а не только что попы из жидов, подобно оо. Слепянам, Потапенко, Гапонам... Но мы ведь не к евреям-богословам обращались со своим вопросом... Эх, г. богословы! Сейчас видно, что вы из интернационалов... А православным людям таких богословов не нужно».

Следует только добавить к этому, что ни Гапон, ни Потапенко евреями не были, а Потапенко не был также и священником.

Эта тирада достаточно хорошо показывает отношение черносотенцев к Слепяну.

Итак, Слепян прослужил уже почти 20 лет, не имея за свою выдающуюся по тому времени деятельность ни единой награды, ни единого повышения по службе. А награды эти имели существенное значение для священника, поскольку от них зависел размер пенсии.

В 1911 году Слепяна вызвал к себе тяжело больной митрополит Антоний (Вадковский), причастный в своё время к удалению Слепяна из Покровской церкви, и предложил ему:
— Проси, что тебе надо.
— Я смиренный исполнитель воли Божией, — отвечал Слепян, — и Он мне воздаст по заслугам.

После этой встречи Слепян, наконец, получил свою первую награду, а затем получил и первый незначительный орден — Анны 3-ей степени.
Но, наконец, огромное физическое напряжение, которому подвергал себя Слепян, сказалось: он вдруг почувствовал сердечную слабость. Врачи, некогда крещённые им, посоветовали ему сократить свою непосильную работу, но он не внял их советам. В начале февраля он пожаловался домашним на плохое самочувствие. На совет жены обратиться к врачу он ответил: «Мне не нужно докторов. Господь знает, нужен ли я Ему, и если буду нужен, то призовёт меня». Несмотря на «недомогание он за один день проводил до могилы умершего бедного прихожанина, отслужил всенощную с акафистом, а затем отправился на собеседование.

На следующий день, 17 февраля он по обыкновению совершал литургию. Во время пения «Отче наш», Слепян неожиданно зашатался и упал на престол. К нему поспешили диакон и певчие. Затем были вытребованы носилки. Богослужение было прервано. Церковь наполнилась рыданиями молящихся. В бессознательном состоянии Слепяна отнесли к нему на квартиру. Здесь он на мгновение очнулся, но успел лишь сказать: «Пойду докончить литургию. Надо приобщиться св. Тайн». После этих слов Слепян перекрестился, упал, и его не стало.

По заключению врачей смерть наступила от болезни сердца. Сообщение о смерти Слепяна опубликовало большинство петербургских газет, причём с большими подробностями. Все газеты подчёркивали его популярность среди рабочих. Даже в час его смерти в его церкви присутствовало много молящихся, пришедших к нему с самых разных концов города. «Новое время» подчеркнуло его бедность, сообщив, что после его смерти он оставил жену и семерых детей без всяких средств.

19 февраля состоялись необычайные по своим масштабам похороны. По сообщению «Колокола», в них приняло участие около 30 тыс. человек — цифра для простого священника, да и не только для него, совершенно исключительная. На руках духовных детей гроб с телом Слепяна был вынесен из его церкви, и так его несли до самого кладбища. Поставить же гроб на траурную колесницу толпа не допустила. По пути толпа всё прибывала. Во главе её следовал епископ Гдовский Вениамин (Казанский), впоследствии через 10 лет, расстрелянный по обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей, будучи уже в сане митр. Петроградского.

По пути на кладбище огромная толпа вместе с гробом обошла все места, которые были связаны с церковной службой Слепяна, в том числе и Покровский храм, откуда он был изгнан почти 20 лет назад.
Но ни одна газета не обмолвилась ни словом о национальном происхождении Слепяна...

Спустя месяц печать сообщила о том, что в рабочих районах шла подписка на надгробный памятник Слепяну.

Жизнеописание Слепяна поучительно во многих отношениях. Оно интересно не только с точки зрения типологии крещённых евреев. Без сомнения Слепян являлся выдающейся фигурой тогдашнего русского православия, и лишь намеренное замалчивание его прессой не сделало его популярным во всероссийском масштабе.

Путь Слепяна к православию сильно отличался от аналогичного пути Левисона, Алексеева и архим. Нафанаила. По-видимому, в его случае преобладающее значение имело эстетическое воздействие христианского богослужения, которое поразило его в Петербурге. Его внимание к эстетической стороне богослужения видно из его отношения к нему в священнический период его жизни, когда он каждый жест, каждое телодвижение старался подчинить единой цели.
Слепян не был столь раздвоенным, как Алексеев или архим. Нафанаил, поскольку его крещение не было насильственным. Его крещение также не было следствием рациональных рассуждений, как у Левисона. Именно поэтому он был человеком цельным и самоотверженным. Иудаизм, по-видимому, для него просто не существовал, в отличие от упомянутых выше лиц. Он целиком и полностью ассимилировался в русском обществе, которое, однако, продолжало видеть в нём еврея.

Но здесь и то видно одно очень важное обстоятельство: антисемитизм простой рабочей среды был неизмеримо меньше антисемитизма общества образованного. Еврейское происхождение Слепяна не помешало его огромной популярности среди простых людей. Они видели в нём только священника, ставя его наряду с прославленным Иоанном Кронштатдским. В то же время образованные антисемиты, среди лиц, считавших себя православными, видели в нём прежде всего еврея.

Именно поэтому и жизнь Слепяна оставляет на себе суровый отпечаток трагизма. Но в личном плане он вышел победителем в своём поединке с русским обществом, которое окружало его недоверием, клеветой и оскорблениями.

Но в одной из главных своих целей: православной миссии среди евреев, Слепян потерпел поражение, и его деятельность на этом поприще оказалась почти бесследной.

ЛИТЕРАТУРА
Библиография С. Слепяна.
1. Речь на похоронах Брянцева, Церковный вестник (см. далее Ц. Вест., 1888, № 8.
2. Речь при открытии Сергиевского кружка трудовой помощи, произнесённая председателем оного свящ. С. Слепяном в зале Тенишевского училища 5 мая 1904 г., СПб, 1904.
3. О воскресном дне, СПб, Типогр. Мучника, 1890.
4. О табаке, СПб.
5. Голос с Афона, СПб.
6. Наш Володя, СПб.
7. Пьянство окаянство, СПб.
8. Поучение против пьянства, СПб.
Литература о С. Слепяне.
1. С.Г.Р. (Рункевич),   «Студенты-проповедники»,   Ц. Вест,  1892, № 2, 8, 17, 18-21.
2. «Миссия  среди  иноверцев  и  о-во  трезвости  в  СПб»,   Ц.Вест, 1893, № 3.
3. Л. В. (Верещинский),  «Попечительство о присоединённых  к Православной Церкви», Ц. Вест, 1893, № 4.
4. В.,  «Среди прозелитов», Петербургский листок,   1893,  №  92, 100.
5. Л. Верещинский,    «Паломничество    братства    трезвенников», Ц. Вест, 1893, № 26.
6. «О-во   трезвости»,   Церковные   ведомости,   см.   далее   Ц. Вед, 1894, № 1.
7. «Доклад второго миссионера», Литовские епархиальные ведомости, 1894, № 6.
8. «К истории деятельности СПб епархиального  братства пресв. Богородицы», Ц. Вест, 1894, № 36.
9. П. И. Козлов, «Основатель Братского Покровского храма свящ. С. Н. Слепян», СПб, Типогр. П. Сойкина, 1894.
10. «Годичное собрание С.-Петербургского епархиального православного братства во имя пресв. Богородицы», Ц. Вед, 1888, № 21.
11. «Собрание С.-Петербургского епархиального братства во имя пресв. Богородицы», 1892, № 52.
12. «Религиозно-нравственные чтения для народа», Ц. Вед, 1888, № 3.
13. «Празднование 500-летия со дня блаженной кончины преп. Сергия», Ц. Вед, 1892, № 40.
14. «Паломничество в Колпино», Ц. Вед,  1892,  №  30.
15. «Братский Покровский приют в СПб», Ц. Вед, 1893, № 27.
16. «Новоустроенные храмы», Ц. Вед,   1893,  №  42.
17. «Трезвенники», Русский паломник,  1895, №  17.
18. «Краткий очерк 10-летней просветительской деятельности студентов С.-Петербургской духовной академии», С.-Петербургский духовный вестник, 1897, № 48.
19. «Из жизни СПб духовной академии», Ц. Вест,  1900, № 33.
20. А. Ростовский, «О. Иоанн Кронштадтский как миссионер», Ц.Вед, 1910, № 25 (О деле Пономарёва).
21. Русский,  «Удивительные люди  эти  богословы», Русское знамя, 1908, № 48 (Нападки на Слепяна).
22.  (Смерть  Слепяна), Известия   по   СПб   епархии,    (см.   далее ИСПЕ),  1912, № 6.
23. «Кончина   пастыря   во   время  богослужения»,  Петербургский листок,  1912,  18 февр.
24. «Похороны о. С. Слепяна», Петербургский листок, 1912, 20 фев.
25. И. Тихомиров, «Памяти о. С. Слепяна», ИСПЕ, 1912, № 8.
26. «Памятник о. С. Слепяну», ИСПЕ, 1912, № 12.
27. См. также: ЦВед, 1888, № 14, стр. 390.
28. Ц. Вед, 1892, № 20, стр. 746.
29. Ц. Вед, 1892, № 21, стр. 785.
30. Ц. Вед,  1892, №№ 14-15, стр. 541.
31. Ц. Вед, 1892, № 28, стр. 999.
32. Ц. Вед, 1893, № 7, стр. 673-674.
33. Ц. Вед, 1892, № 16, стр. 579-580.
34. Колокол, 1912, 19, 21 февр.
35. СПб ведомости, 1912, 18, 21 февр.
36. Новое время, 1912, 18 февр.

Автор приносит глубокую благодарность за сообщённые ему сведения А. С. Слепяну и покойному Н. В. Бойцову, быв. пом. инспектора Московской духовной академии, который в детстве был учеником Слепяна и собрал о нём большой материал, а также вдове Н. В. Бойцова, Е. Ф. Бойцовой, передавшей автору эти материалы.
Примечание редакции.

Сын о. Сергия Владимир Сергеевич Слепян принимал деятельное участие в Русском Студенческом Христианском Движении в качестве секретаря Берлинского отдела в продолжение около 10 лет до войны. В гитлеровский период его вызывали на допросы о его происхождении, но отпускали. В 1945 г. после занятия Берлина советской армией НКВД его арестовало и отправило в СССР в концлагерь, где он отбыл 10-ти летний срок заключения. Скончался он в ссылке в 1956 г.

Вестник РХД  № 116 стр.86-103
М. С. АГУРСКИЙ
ЕВРЕИ-ХРИСТИАНЕ В РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
НЕУДАЧНЫЕ ПОПЫТКИ  ОРГАНИЗАЦИИ
МИССИИ  СРЕДИ РУССКИХ ЕВРЕЕВ.

Семья отца Сергия

"Священник Братского Покровского храма Сергiй Николаевич Слепян, 45 лет от рождения.
Евгения Альфредовна, его жена,<урожденная Колли (из Шотландии)> 43 лет.
Их дети: дочь Елизавета - 19 лет (1879),
дочь Ольга – 13 (1885),
дочь Феодора – 11 (1887),
дочь Христина – 9 (1889),
сын Владимир - 6 года (1892),
сын Александр – 5 (1893),
дочь Валентина – 4 (1894),
сын Борис -  (1898 ?)".

[ЦГИА: ф. 1151 оп 1 д 105. Исповедные ведомости за 1898 г. (Церковь Покрова Пресвятой Богородицы на Боровой улице).
л.1. Духовные.]

Евгения Альфредовна - жена отца Сергия

Слепян Евгения Альфредовна, урожденная Колли (из Шотландии), вдова священника, проживала в 1916 году по адресу:  Рождественская ул. дом № 22.

Владимир Сергеевич Слепян  - сын отца Сергия

"В эмиграции в Чехословакии. Активный член Русского студенческого христианского движения (РСХД). Руководитель кружка РСХД на основе русской гимназии в Моравской Требове (Чехословакия). Во второй половине 1920-х гг. секретарь Объединенного комитета РСХД в Чехословакии (руководитель комитета Д. А. Лаури). Отвечал за социальную и отчасти религиозную работу среди русской студенческой молодежи в Праге, Брно, Братиславе и в Пшибраме. Специалист по юношеской работе. Позднее переехал в Германию (1927). На V общем съезде РСХД (1927) был избран местным секретарем для Германии. В 1946 г. был арестован советскими властями и, по-видимому, он погиб в заключении.

(последний ряд, справа-налево, седьмой - Владимир Сергеевич Слепян)

"Участники Съезда Совета РСХ Движения в Буасси (июнь 1935 г.) слева направо — первый ряд, сидят: 1. Е. Н. Кульман-Хирьякова (дочь проф. Н. К. Кульмана, сестра В. Н. Кульмана, ставшего еп. Мефодием); 2. М. Е. Миллер-Чекан (дочь ген. Е. К. Миллера, жена о. Александра Чекана); 3. В. А. Зандер (урожд. Калашникова); 4. Т. Ф. Баймакова (жена о. Дмитрия Клепинина); 5. В. В. Зеньковский (председатель РСХД); 6. прот. Сергий Булгаков; 7. прот. Сергий Четвериков; сидят по другую сторону стола: 8. М. П. Толстая; 9. А. Е. Маттео; 10. Ф. Т. Пьянов; 11. А. С. Четверикова; 12. свящ. Александр Киселев; 13. Е. С. Меньшикова (урожд. Серикова); 14. свящ. Александр Чекан; 15. И. А. Харун (позже архиеп. Сильвестр); 16. Б. В. Плюханов; стоят: 17. К. М. Перешнева; 18. Б. П. Вышеславцев; 19. мать Мария (Скобцова); 20. Г. Л. Романов; 21. свящ. Виктор Юрьев; 22. (за ним) П. Т. Лютов; 23. В. А. Нерцессян; 24. Лев Арабей (в белой рубашке); 25. В. С. Слепян; 26. ?; 27. И. А. Лаговский; 28. И. В. Окунева (чуть видна); 29. З. И. Павлова (позже жена свящ. Игоря Верника); 30 Т. И. Павлова (позже жена поэта В. Смоленского); 31. Д. А. Клепинин (позже священник); 32. Л. Н. Липеровский (врач, диакон, позже священник); 33. Э. И. Мак-Потен; 34. Л. И. Шибаева; 35. О. Л. Доценко; 36. Г. Бахрушин; 37. Л. А. Зандер.

Александр Сергеевич Слепян – сын отца Сергия

	Более суток добирались мы до прославленного города на Неве. И вот здание на Кирочной улице, наспех намалеванная вывеска: «Авиатехникум и курсы мотористов авиации Рабоче-Крестьянского Красного Воздушного Флота»... Военным воспитателем у нас был заместитель начальника курсов Александр Сергеевич Слепян, человек интереснейшей биографии. Службу он начинал когда-то инструктором-наездником и ветеринарным фельдшером. Будучи корнетом лейб-гвардии гусарского полка, на германском фронте заслужил четыре Георгиевских креста и золотую медаль «За храбрость». После очередного ранения его признали негодным к службе в кавалерии и направили в обоз, но там он не усидел, упросил, чтобы его перевели в авиацию летчиком-наблюдателем. И здесь он сумел проявить себя, получил Георгия с лавровой ветвью — одну из высших наград в царской России. В Октябре Слепян безоговорочно перешел на сторону революции, по рекомендации большевистской группы его избрали командиром авиаотряда. Когда немецкие войска захватили аэродром, он уничтожил все самолеты, склады, чтобы имущество не досталось врагу. За это кайзеровцы приговорили его к расстрелу. Товарищи помогли бежать. В 1918 году Слепян со своей боевой группой охранял Кремль, часто встречался с В. И. Лениным. Потом снова командовал авиаотрядом, а затем воздушным флотом Северного фронта. За боевые дела был награжден орденом Красного Знамени. Стройный, щеголеватый, всегда веселый, он был нашим всеобщим любимцем, хотя нерадивым от него крепко доставалось. Слепян придирчиво следил за нашей учебой, охотно помогал отстающим. Но больше всего нам нравилось, когда по вечерам он приходил в нашу комнату и рассказывал о фронте, о летчиках. Между прочим, от него я впервые услышал об С. В. Ильюшине. В гражданскую войну будущий выдающийся конструктор возглавлял авиационно-ремонтный поезд и уже тогда проявлял пытливый ум, неуемное стремление совершенствовать технику. Слепян пытался обучать нас военному делу, добивался военной выправки. Он настаивал на введении строевых занятий, но начальник курсов сдерживал его. — Шагистике и в частях научат,— говорил Хондошко,— Наша задача — сделать их хорошими специалистами. [Пономарев А.Н. Покорители неба.— М.: Воениздат, 1980.  Аннотация издательства: Лауреат Государственной премии СССР, доктор технических наук генерал-полковник-инженер Александр Николаевич Пономарев всю свою жизнь связал с авиацией, ее крылатой наукой, техникой. И в воспоминаниях он рассказывает о самоотверженных людях, с которыми его свела судьба,— конструкторах, ученых, инженерах, летчиках, космонавтах, об их героическом труде во славу Родины, во имя ее могущества.]
Александр Сергеевич Слепян

Документы

ЦГИА СПб ф 1151 оп 1 д 118  Переписка Братской Покровской церкви с Петербургской  Духовной Консисторией, петербургским градоначальником, полицейскими приставами и др. лицами и учреждениями 27.01.1894 – 17.12.1894 г. на 41 листах.

л.13. Прошение о. Сергия митрополиту Палладию 13.04.1894 г.
«разрешить, по примеру прежних лет, совершить крестный ход с трезвинниками (так!) из Братского Покровского Храма в Сергиевскую пустынь. Крестный ход выйдет из Братского храма в Фоминое Фоскресенье, 24 Апреля с.г., в 4 часа утра и прибудет в Сергиевскую пустынь к поздней обедне, оттуда же возвратится после вечерни в Братский Храм».

л.21. личное прошение о. Сергия митрополиту Палладию:
«По причине моих частых недугов – головной боли и сердцебиения, особенно усилившиеся во время великого поста, я по совету врачей должен лечиться морскими купаньями и минеральными водами. Посему имею честь всепокорнейше просить разрешить мне отпуск в город Дуббелн с 10 июня по 10 августа с.г. <1894 г.>
По случаю ремонта в Братском Покровском Храме богослужение будет совершаться лишь по субботним, воскресным и праздничным дням, каковые будут совершать по очередно иеромонахи Никольского Ладожского подворья».

***

    C 1898 года по 8.03.1904 года отец Сергий – настоятель приходской Спасо-Бочаринской, Происхождения Честных Древ, Всемилостивейшаго Спаса, Тихвинския Божия Матери церкви (угол Симбирской и Тихвинской улиц, Выборгская часть, 3-й участок, 30 полицейский участок мировых судей), а также товарищ председателя Общества вспоможения бедным Спасо-Бочаринского прихода (угол Безбородкинского и Полюстровского 2/4).

Приходская Спасо-Бочаринской церковь   (Происхождения Честных Древ Всемилостивейшего Спаса) с 1776 до 1782 г. имела название: церковь Тихвинской Пресвятой Богородицы при Компанейских дворах.

Имела приписные церкви: 1. Преп. Никиты при богадельне Общества вспоможения бедным Спасо-Бочаринского прихода: 2. Св. Иоанна Богослова на кладбище.

<Теперь на ее месте - сквер напротив тюрьмы "Кресты">.

(«Известия по Петроградской Епархии» № 12, 1904 г. с. VII).

Проживал о. Сергий в это время по адресу: улица Тихвинская дом № 5/7 (проходила от Арсенальной набережной до Снаряжательного отдела). Следует учитывать изменения наименований улиц: Воскресенская = Тихвинская = Михайлова, Бочарная = Симбирская = Комсомола, Безбородкинский = Кондратьевский.

("Весь Петербург")

«Перемещен священник С.-Петербургской Спасо-Бочаринской церкви Сергий Слепян к церкви св. Николая чудотворца при (Николаевском Комитете) особом присутствии по разбору и призрению нищих, согласно прошению, 8.03.1904 года».

<Церковь находилась на углу улицы Торговой (ныне Союза Печатников), дом № 26, и Английского проспекта, Коломенская часть. Ныне здание занимает средняя школа>.

(«Известия по Петроградской Епархии» № 6, 1904 г. с. VIII).

В 1912 году священник Сергий Николаевич Слепян проживал по адресу: Английский проспект дом № 36.

("Весь Петербург, 1912 год")

   «В церкви с 1876 по 1904 служил протоиерей Александр Христофорович Тихомиров. Его сменил о. Сергий Николаевич Слепян, популярный среди рабочих батюшка, умерший от сердечного приступа в храме в январе <17 февраля> 1912 во время литургии».

(Антонов В.В., Кобак А. «Святыни С.-Петербурга»).

     Судьба Никольского храма, как и двух других мест служения отца Сергия, печальна. Документы Петроградского Епархиального Совета гласят: «Слушали: 4) …в силу распоряжения Советской власти церковь Святителя Николая (Английский пр. д. 36) подлежит уничтожению и причт состоящий из священника и диакона остаются без всяких средств к существованию»

(ЦГИА СПб ф.678 оп.2 д.3 л.119. Журнал №59 от 2/15 октября 1918 г.).

«Смерть священника во время богослужения».

17-го февраля священник церкви св. Николая Чудотворца при "Особом присутствии по разбору и призрению нищих", отец Сергий Николаевич Слепян, совершал литургию. Во время пения «Отче наш», от. Сергий неожиданно зашатался и упал на левый бок Престола. Диакон и певчие поспешили к нему в алтарь. Затем были вытребованы носилки. Храм огласился рыданиями молящихся. Богослужение было прервано. Пастыря в бесчувственном состоянии на носилках отнесли в близлежащую квартиру. Здесь он на мгновение очнулся, но успел лишь сказать: - «Пойду докончить литургию. Надо приобщиться Св. Тайн». После этих слов от. С. Слепян перекрестился, снова упал, и его не стало. Для окончания богослужения был приглашен священник ближайшей церкви.

Скончавшийся пастырь родился в Минске в 1858 году. Окончив местное коммерческое училище, покойный поступил бухгалтером на новую бумагопрядильню в столице. Оставаясь на службе в мануфактуре, он зачислился вольнослушателем в СПб духовную академию. Еще студентом покойный организовал для рабочих на мануфактуре религиозно-нравственные собеседования и вел борьбу  с пьянством. Этой борьбе была посвящена вся дальнейшая жизнь от. С. Слепяна.

Ко времени окончания академии он успел уже собрать средства для постройки храма Покрова Пресвятой Богородицы (на Боровой ул.), в котором он в 1894 г. был рукоположен священником и назначен настоятелем. При храме им было открыто братство трезвенников св. Вонифатия, вскоре насчитывавшее тысячи участников.

Переведенный в церковь Спаса Бочаринского, на Выборгской стороне, покойный, кроме проповеди трезвости, устраивал ясли для детей заводских рабочих.

Отец Сергий оставил вдову и семерых детей без всяких средств. Еще за неделю до кончины отец С. Слепян жаловался домашним на тревожные предчувствия. На совет супруги обратиться к врачу ответил: - «Мне не нужно докторов. Господь знает, нужен ли я Ему, и если я буду нужен, то призовет меня».

Несмотря на недомогание, почивший пастырь накануне своей кончины провожал до могилы умершего бедного прихожанина, служил всенощную с акафистом, а затем отправился на собеседование с трезвенниками в помещении братства по Звенигородской улице.

(Известия по СПб епархии, 1912,№ 8, с.7-8).

Памяти священника С.Н.Слепяна.

17 февраля 1912 года скончался в храме Божием при совершении Литургии Преждеосвященных Даров во время пения молитвы Господней «Отче наш» пастырь-труженик на ниве Божией о. Сергий Николаевич Слепян, служивший последние годы в Комитете для нищих.

Господь призвал почившего пасти словесное стадо Христово, когда он о сем не мог и помышлять, так как проходил должность бухгалтера на Бумагопрядильной фабрике по Обводному каналу. Имея ревность о славе Божией и желая прийти на помощь фабричному люду в устроении их христианской жизни, он уже в зрелом возрасте поступает в Духовную Акаде­мию, чтобы запастись богословскими познаниями и с помощью Божиею устраивает собеседования в частном доме с тем же фабричным людом и беседует с ними – о путях, ведущих в Царство Небесное.

Беседы его слушаются с большим вниманием, обращают внимание Епархиального Начальства, и ему предлагают быть иереем Божиим. Со страхом и трепетом почивший соглашается быть священником, видя в этом указание Божие. С великою ревностью проходил о. Сергий иерейское служение при Братском Покровском храме, на Боровой улице.

Благоговейное служение литургий, частых акафистов с пением любительского хора, привлекало массу молящихся. Народ стремился помолиться с любимым пастырем и услышать из уст его слова назиданий, каковыя он произносил почти за каждым Богослужением.

Желая отрезвить рабочий народ от пристрастия к вину, он устраивает общество трезвости во имя св. муч. Вонифатия, служит водосвятные молебны, совершает с трезвенниками Крестные Ходы: в Сергиеву Пустынь, Колпино и на Валаам, а также устраивает почти ежемесяч­ные собрания трезвенников, с чаепитием, собеседованиями с ними о трезвой жизни и пением духовных песнопений. Ласковое участливое отношение ко всем обращающимся к нему за советом и помощью, привлекло к нему громадное количество его духовных детей, которые с глубокою скорбью провожали его на вечного упокоения.

Много потрудился почивший о. Сергий и в обращении из иудейства и инославных в православие.

Почивший занимался и литературными трудами. Известны его труды: «О Воскресном дне», «Пьянство – окаянство», «О пьянстве», «О табаке», «Наш Володя» и «Поучение против пьянства». 

Почивший был награжден камилавкою, наперсным Крестом и орденом Св. Анны 3 степени.

Да упокоит Господь дух его со святыми!

Творожковского женского монастыря, Гдовского уезда священник Иоанн Тихомиров.

(«Известия по СПб епархии», 1912, № 8, с.7-8).

Похороны о. С. Н. Слепяна.

   19-го февраля 1912 года состоялась отдача последнего долга доблестному пастырю отцу Сергию Николаевичу Слепяну, скончавшемуся, как известно, во время совершения им обедни. Чин отпевания совершал, в сослужении с местным духовенством, преосвященный Вениамин, епископ Гдовский. На руках духовных детей почившего пастыря гроб с телом его был вынесен из церкви и несен до самого кладбища. Поставить гроб на траурную колесницу толпа не допустила. По пути толпа все прибывала, и у кладбища провожавших любимого пастыря собралось около 30 тысяч человек. На кладбище, у открытой могилы, с рыданиями прощались прихожане со своим духовным отцом. Были произнесены речи. На гроб почившего были возложены многочисленные венки.

(«Известия по СПб епархии», 1912, № 8, с.10).